jaetoneja и taabat.По этому поводу - еще немного литовских народных сказок. По-хорошему, в день космонавтики стоило бы выложить сказки о летающих змеях , но
С УЧЕНЫМ НЕ СВЯЗЫВАЙСЯ
Шел вяльняс по городу с картами в руках и перетасовывал их. Говорит ему студент:
- Что у тебя?
- Карты!
А что с ними делают?
— Играют! Перетасуешь да сыграешь — вот и выиграешь деньги либо скот.
Просит студент:
- Дай мне карты!
- Даром не отдам.
- Что просишь?
- За деньги не сторгуемся, давай свою душу!
- Вот и ладно!
Сторговались они с вяльнясом на двенадцати годах. Прибежал вяльняс в преисподнюю, расхвастался:
- Дескать, через двенадцать лет заберу студента. Спрашивают его вяльнясы:
- Как же ты его заберешь?
- Да я ж ему карты дал!
А те ему:
- Не связывайся с ученым, не легко забрать ученого человека! Его не проведешь! Скорее он тебя обманет!
- А я ничего не боюсь! Коль я его так не возьму, загадаю ему три загадки – нипочем ему не отгадать!
А студент выиграл прорву денег, скота и разбогател. Вот прошло двенадцать лет, вяльняс прилетел:
- Будет тебе играть, пойдем-как со мной!
- Иди ты, я тебя знать не знаю!
- Да ведь я тебе карты дал...
- Коли дал карты – на! Забирай! А я с тобой не пойду!
Говорит тогда вяльняс:
- Загадаю я тебе три загадки. Не отгадаешь – придется со мной пойти!
Принес сперва студенту золотой кубок и спрашивает:
- Отвечай! Из чего сделан?
- Из пены водяной!
В тот же миг потекла из рук вяльняса вода.
- Ну, - говорит, - еще загадаю загадку!
И приносит золотой пояс.
- Из спины удавленника вырезан!
Вылетела тут из когтей вяльняса шкура удавленника.
А Вяльняс не унимается:
- Еще принесу!
И приносит шапочку золотую.
- А это череп удавленника.
Тотчас вылетел череп из когтей вяльняса.
Побежал вяльняс в преисподнюю, горько плачучи, да так и не выпросил у Люцифера прощения за то, что никого за двенадцать лет в пекло не привел. С той поры зарекся он к ученым людям приставать.
КАК НА ПАНАХ ЕЗДИЛИ
В старину мужики на заработки ходили. Из наших краев тоже хаживали. Поработают и домой возвращаются. А по дороге домой ночуют где придется. Как-то утром не поднялся один мужик, видно, заболел. И решили попутчики: оставаться ему да ждать, покуда они до дому доберутся, а как придут домой — и за ним поедут, привезут его. Ушли они, а больной полежал денек — и стало ему легче. Он и собрался вслед за ними. «Пойду,— думает.— Поедут они меня забирать — встретимся! Все к дому поближе!» Ну и пошел. Прошел немного — нагнал его пан какой-то на паре лошадей. Нагнал и остановился:
— Куда идешь? — спрашивает. Тот рассказал.
— Садись, подвезу! — приказывает пан.— Только гляди: как велю слезать — живей соскакивай!
Ну, сел он. Тронулись. Как полетели те кони — что твой вихрь! А возница знай их понукает. Одного коня кличет Беганскасом, а другого — Каминскасом. Долго они ехали. Тут велит ему возница прыгать. Как прыгнет он — и прямо в озеро попал. И куда те лошади подевались — неведомо! Вылез он на берег озера дурак дураком. И все еще невдомек ему, что с ним такое приключилось. Развел костер, сидит да греется. Уже утро настало, бабы скотину гонят на пастбище. Увидали его:
— Да это ж наш Пятрас!
Только тут он и признал — да это ж из его деревни бабы!
Пришел он домой, а попутчики его только недели через две воротились. Пришли и говорят:
— Мы-то вернулись, а вот как Пятрас наш придет! Захворал он, отстал в дороге.
А как сказали им, что Пятрас давным-давно дома, то-то они подивились!
Беганскас да Каминскас дворяне были, жили по соседству, да уже умерли. Беганскас в Дукштасе, а Каминскас еще где-то. Стал этот мужик рассказывать, когда и как он домой приехал. И что паны его везли рассказал. Дошла молва и до двора. А как прослышали о том в поместье, велели тому мужику не болтать.
КОНИ ВЯЛЬНЯСА
Шел Матарас Микала из Утены. Глядь — едут поперек дороги двое панов верхом. Говорят ему:
— Садись! Только как скажем — сразу прыгай! И пояснили ему те паны:
— Этот конь — Красаускас, а другой конь — Лопа из Сирутенай!
— Прыгай!
Спрыгнул я, говорит, промочил ноги. Они, вишь, в, озеро въехали. Только захохотали, да и скрылись.
А Лопа тот уж больно скверный был. Бывало, скажет:
— А ну, прокукуй! Рубль дам.
А коли плохо куковали, велел розгами стегать.
ПАНСКИЕ КОНИ
Пасли в ночном на выгоне коней со всей деревни. Подъехали паны какие-то четверкой лошадей. Встали неподалеку, из очага жар взяли и давай теми углями лошадей кормить. Три коня едят, а один не ест. Пастухи, молодые да старые, спрашивают:
— Что ж тот конь не ест? А паны отвечают:
— У Залецкиса купили, не привык еще, вот и не ест!
А было это недалече от поместья Залецкисов. Накормили паны коней горячими угольками, да и уехали.
Наутро прослышали парни-пастухи — умер, говорят, пан Залецкис.
А те паны проезжие были вяльнясы.
ОДНА КОПЕЕЧКА
Шел путник, да и набрел на часовенку со святыней. Той святыне деньгами приносили. А в сторонке был вяльняс изображен. Путник и скажи:
— На и тебе, вяльняс, копеечку!
И дальше пошел. Нагоняет его сзади паныч эдакий.
— Куда идешь, старче? — спрашивает вяльняс.
— Хорошо бы ночлег найти! — отвечает ему путник.
— Пошли со мной! Будет тебе ночлег — я в поместье иду в карты играть!
Отвел вяльняс путника в то поместье.
— Я пришел в карты играть, а со мною мой дедушка, ему бы переночевать!
— Ладно! — отвечает пан.
Отвели их в палаты, путника уложили, а они с панычем сели в карты играть. Как выиграет паныч — все дедушке относит.
Играл пан, играл, да и проиграл все деньги. Стал играть на скотину — и проиграл всю. Поместье поставил на кон — проиграл и поместье. Пришлось ему уходить. А паныч старичку так сказал:
— Вот, не пожалел ты для меня копеечки — а я тебе за это поместье оставлю!
ВЯЛЬНЯС-МУЗЫКАНТ
Очень нравилось пареньку играть и купил он себе гармонику. Не успел купить — а приятель уже приглашает его к себе на свадьбу музыкантом. Тот и говорит:
— Как же я стану играть — ведь я гармонику только что купил, еще ничего не умею!
Все же делать нечего — друг ведь просит: надобно пойти.
— Как сумею, так и сыграю. ..
А идти ему через лес. Глядь — навстречу человек какой-то. »
— Эй, дружище, куда это ты с гармоникой?
— На свадьбу!
— Да хорошо ли ты играешь?
— Нет, ведь я ее только купил, а играть еще не научился!
— Дай-ка мне, я попробую!
Подает ему парень гармонику. Тот как заиграет — разве только мертвый не запляшет!
— Ой, дядя,— говорит паренек.— До чего же ладно ты играешь! Научил бы и меня!
— Ну-ка, бери гармонику, а я на твои пальцы свои сверху положу, и попробуем вместе играть!
Положил этот человек свои пальцы на пальцы паренька, и те словно прилипли к его рукам. Сыграл паренек точь-в-точь как тот.
— Ну, вот! — говорит паренек.— Покуда, дяденька, ты придерживаешь своими руками мои руки, я могу играть!
— Да нет же, и сам сумеешь! Только гляди — придем на свадьбу, никому ни слова не говори и не делай ничего!
Пришли они на свадьбу. Вошел паренек,— как завидели его, здороваться стали. А того, кто играть его учил, никто и не увидел — скрылся тот с глаз долой. Просит паренька друг:
— Ну же, попробуй, поиграй! А тот как заиграет!
— Вот те раз! А говорил: «Не умею!». Да ты ведь расчудесный музыкант!
Ну ладно, все хорошо, все довольны.
А назавтра утром видит паренек: сварила хозяйка что-то на завтрак, вынула горшок из печи, надо уже есть, а этот приятель, который на гармонике учил его играть, оседлал горшок и задницу в вареве полощет!
— Ну тебя к чертям,— говорит паренек,— я из другого горшка поем, а из этого не буду!
Глядь — достает хозяйка другой горшок из печи, а друг этот и с другим горшком то же сотворил: и в нем зад прополоскал. Как схватил музыкант половник, как треснул того по заднице, даже ручка от половника отлетела. Тут заговорили все:
— Вон как напился музыкант — половник разбил! Они ведь не видели вяльняса, только паренек один видел.
А тот опять спрятался.
Вот сыграли свадьбу, идет музыкант домой через тот самый лес, а навстречу ему этот человек-вяльняс:
— Ведь было же тебе сказано: о том, что увидишь, никому ни слова не говорить и не делать ничего! Ты зачем меня по заду треснул? Ну, пришел тебе конец!
— Так вот! — отвечает парень.— Конец так конец, только чтоб и черту тоже конец! Знай, что и черту конец приходит!
Говорят, что, коли на том месте, где огонь закрещенный горел и головешки от него остались, ударить вяльняса тыльной стороной ладони и сказать «Раз!» — не бывать тому вяльнясу живым.
Заприметил паренек кострище, а на нем головешки. Ухватил он головешку да как даст вяльнясу тылом руки! И примолвил «Раз!».
Ну и остался от вяльняса только пень.
А как же ладно паренек этот играть умел!
ИЗОБРАЖЕНИЕ ВЯЛЬНЯСА
Был у одного пана приемыш. Вот вырос этот приемыш, надо ему было ремеслу какому-нибудь научиться. Научился он рисовать. По всей округе прославился рисовальщик. Раз говорит ему пан:
— Коли ты хороший рисовальщик, намалюй вяльняса, чтобы как живой был! Согласился он.
Велел ему пан в город пойти, купить холста да начинать. Вот купил он все для работы, возвращается из города домой. По дороге встретился ему старичок и спрашивает:
— Куда идешь, что несешь?
— Холст несу, вяльняса малевать, да только не знаю как! А пану нужно, чтобы вяльняс был точь-в-точь как в пекле!
И пошел домой работать. А старичок его научил, что делать. Велел с головы начинать, и как намалюет немного, холст скрутить, и так и работать, пока не закончит. А самому не смотреть. Как покажет всем работу, холст в печь сунуть.
Пришел он домой, принялся за работу. За два дня вяльняса намалевал.
Затеял пан созвать гостей на бал и вяльняса им показать. Приехали и паны, и панычи, и много всякого панства. Во время обеда стал рисовальщик показывать вяльняса. Глядит — так и валятся люди на землю, падают и умирают. А сам рисовальщик, так и не взглянув на холст, сунул его в печь.
Так-то вот: на вяльняса, если он словно живой, нельзя смотреть. Увидишь — и сразу умрешь, и никому не расскажешь, каков он собою: черен или бел, с рогами или с хвостом.
ПОДРУЧНЫЙ ОХОТНИКА
Такой охотник был, что никак ничего подстрелить не мог. Все-то он сетовал: не везет, дескать, мне на охоте! Как-то встретил он человека какого-то незнакомого и пожалился ему на неудачу свою охотницкую. Отвечает ему незнакомец:
— Так тебе скажу: пойди к воде да травы какие-нибудь отыщи, что вода на берег вынесла. Из тех трав разведи костер, ружье свое дымом окури и сам окурись. Тогда и зайцы тебе будут!
Исполнил охотник все, что было ему сказано: пошел к воде, отыскал травы, разжег огонь, окурил дымом и себя и ружье. Дождался вечера и пошел зайцев скрадывать. Ну, сел он от дома недалече, смотрит — а тот человек, что все это ему присоветовал, гонит палкой целое стадо зайцев. Ну точно овец стадо! И говорит ему:
— Готовь ружье, теперь постреляешь!
Тут что-то худо стало охотнику. Как побежит он с того места домой! А тот человек — за ним. Чует охотник: не поспеть ему добежать до горницы да спрятаться там — он скорее на гумно. А тот человек за ним следом! А там как врежет ему палкой — от удара и пальто порвалось, и сорочка, да еще и спину ему перебил.
КУДА КОНЬ С КОПЫТОМ, ТУДА И РАК С КЛЕШНЕЙ
Жила когда-то вдова с пятью детишками в маленькой избенке у леса. Совсем бедной была вдова. С утра до ночи все трудилась не покладая рук, чтоб себе да ребятишкам на хлеб заработать. И вот как-то рассказали ей дети: вылезает, мол, в полдень из-под печки красный петух и играет с ними. Тотчас смекнула вдова: не петух это, а клад заговоренный. Назавтра работать нейдет: петуха подстерегает. Только вылез он — огрела его рябиновой веткой. Посыпались тут из петуха деньги — целая куча! Как обрадуется вдова! Тотчас побежала к соседу хлеба купить. Тот давай расспрашивать, откуда, дескать, деньги? Вдова все и рассказала на радостях. Ну, а сосед завистлив был, вот и задумал отобрать у вдовы деньги. Ввечеру напялил на себя козлиную шкуру, кишками подпоясался и давай ко вдове стучаться. Орет-кричит не своим голосом — подавай, вопит, денежки!
— А коли не отдашь завтра клад, задушу тебя и детей твоих!
Перепугалась вдова, да и как тут не испугаться: вяльняс хочет деньги отнять. Молилась да плакала всю ночь напролет, а наутро и порешила: ничего, видно, не поделаешь, придется отдать. А под вечер забрел к ней паныч какой-то и просит:
— Дозволь мне тут зайца скрадывать! Обрадовалась ему вдова, за табуреткой пошла, а тот
уселся на краю кадки и ждет. Вскорости прибежал «вяльняс» и ну в окошко стучать. Тотчас вскочил паныч и спрашивает:
— Ты кто таков?
— Вяльняс.
— А которой гильдии?
— Двенадцатой.
— Ну а я первой! — гикнул паныч, оседлал «вяльняса» и погнал его в пекло.
А наутро нашла вдова под окошком только шкуру козлиную, рога да копыта. Тогда и догадалась, что не вяльняс к ней приходил, а сосед ряженый. На денежки позарился! А вот паныч тот и впрямь был вяльняс.
А на деньги те купила вдова и земли, и скота всякого и с тех пор жила с детишками в довольстве и счастии.
СЮРТУК БЕЗ ЕДИНОЙ НИТКИ
И вяльняс иной раз человеку на помощь приходит.
Прежде, когда люди были в панской воле, велел один пан человеку своему подневольному учиться шить. Вздумалось однажды пану, чтобы сшил ему портной сюртук без единой нитки. А если не сошьешь, тебя, слышь, замучаю! Взял портной сукно и пошел домой горько плачучи.
Забрел к нему прохожий, попросил ночлега. Расположился на ночь и спрашивает:
— Что ты, слышь-ка, такой невеселый?
— Как же мне не тосковать: велел пан сшить сюртук без единой нитки, а коли не сошью, замучить обещал!
— Покажи-ка сукно,— говорит прохожий,— может, что и придумаем!
Потом велел он портному взять ножницы да порезать все сукно на крошечные кусочки в палец шириной. «Что же,— думает портной,— не так, так эдак — все равно пропадать, не сшить мне сюртук!» и стал резать. Портной сукно режет, а гость шьет, тот режет, а этот шьет. Так всю ночь напролет работали они, работали и пошили сюртук без единой нитки. Уходя, предупредил прохожий, чтоб в сюртуке том в костел не ходили, а кроме костела, всюду можно его надевать.
Отнес портной пану сюртук, тот пригляделся — как литой, нигде ни следа нитки, весь из одного куска. Похвалил пан своего портного, одарил его.
— Всюду, пан, носи этот сюртук,— говорит портной,— только в костел его не надевай!
— Мне в костел сюртук не больно-то и нужен, мне бы в гости съездить, а в костел абы что можно надеть!
Долго носил пан этот сюртук. Как-то случилось ему в костел в нем зайти. Зашел он, на скамейку сел. Все бы ничего, да ксендз вышел окропить людей и пана тоже окропил. Тотчас распался сюртук на малюсенькие кусочки, и остался пан в одной сорочке.
И ВСЕ-ТО ЧЕРТ ПОПУТАЛ
Идет вяльняс по лесу и видит: лошадь мужицкая в трясине завязла. И подумалось ему: «Вот придет хозяин — достанется мне на орехи! Уж верно скажет мужик: „Кой черт тебя сюда занес?" Надо бы эту клячу вытащить». Вытянул из болота лошаденку, глядь — вся-то она в тине. Опять задумался вяльняс: «Вот беда на мою голову! Придет мужик — заворчит: „Какого черта лошадь грязная?"». Выкупал вяльняс клячу, смотрит— мокрая. И снова призадумался: «Быть беде — обругает: „Кой черт тебя замочил?" Надо бы обсушить». Нарвал он сухой травы, разжег костер, стал сушить лошаденку. Сушил-сушил — да и опалил ей бок. Вконец приуныл вяльняс: „Ну, теперь и подавно быть беде!".
А тут и впрямь мужик пришел за лошадью. Повел,а сам нос воротит: „Какого черта тут смердит?". Увидал, что лошадь подпалили, и ну ругаться: „Кой черт тебя подпалил? Чтоб ему в болото провалиться!".
А вяльняс про себя: „Вишь, я для мужика расстарался, в лепешку расшибся! А он знай лихом меня поминает да еще и в болото сулит провалиться! Да кабы не я, быть бы ему безлошадным — захлебнулась бы кляча!".
А после того повстречал вяльняс жернотеса и просит, чтобы жернотес его в мешке своем спрятал да пронес мимо двора мужика того. Запихал он вяльняса в мешок, взвалил на плечо и понес. А мужик увидал:
— Эй, ты! Какого черта в мешке несешь? Вяльняс: „Все черт да черт! И в мешке от мужика не спрячешься!"
Несет жернотес мешок через двор, а там работа кипит. Завидели его работники и в крик:
— Глядите-ка, жернотес в мешке черта понес! А другие им в ответ:
— А черт его знает! Может, он и сто чертей несет! А ну догоняй — поглядим!
Бросились в погоню, а вяльняс в мешке как наподдаст в спину жернотесу, как наподдаст! Беги, мол!
Бежал каменотес, бежал, да и растянулся на бегу. Вяльняс из мешка прыг — и помчался в болото прятаться.
Гнались-гнались работники за вяльнясом, да и завязли в болоте. И вымокли, и перепачкались. А вяльняс схоронился. Возвращаются работники, ругают его на чем свет стоит:
— Тьфу ты черт! И за каким чертом мы гнались! Только вымокли как черти! На чертей похожи!
А вяльняс им из болота:
— Куда уж нам! От вас всем чертям тошно станет!
КУЗНЕЦ И ВЯЛЬНЯС
Жил когда-то кузнец у дороги. Пришел к нему раз некто, с виду вроде человек, принес крошечку железа, а сам просит:
— Сделай мне клещи! Кузнец ему и говорит:
— Что это ты принес? Крошечку эту разве только в мусор выбросить!
— А, так надо же его сварить! — отвечает вяльняс.
— Как же мне его сварить?
— Чтобы железо сварить,— объясняет ему вяльняс,— надобно в железо, когда начинает оно закипать, песку сухого насыпать. Коли песку сухого насыпать — слипнется железо.
Попробовал кузнец—и ничего у него не вышло. Тогда вяльняс за дело взялся.
— Давай,— говорит,— я попробую!
Взял да и сварил железо, и песок все туда сыпал. А кузнец приглядывался.
Ну вот, с той поры кузнецы так и делают, и все железо варят.
ОХ, ЧУХ, СЕРЕДА
Стояла на краю деревни пустая изба нежилая. И в той же самой деревне были два брата. Один — горбатый. Никто, дело ясное, его не любил. Не принимали его, брезговали.
Как-то раз пошел горбатый куда-то. Возвращался домой — дождь полил, он промок. Взял да и зашел в ту пустую избу, залез на печь и лежит. Тут зашли какие-то люди и в пляс пустились. Пляшут да сами себе подпевают:
— Понедельник, вторник! Понедельник, вторник!
А горбатый, на печи лежучи, приговаривает:
— Ох, чух, середа!
Как обрадуются эти плясуны! Зовут его:
— Иди-ка сюда, человече! Покажись нам! И откуда ты взялся такой расхороший — плясать нам пособил?
Ну, раз так, слез он с печи.
— Говори, чего ты хочешь, мы тебя отблагодарим за то, что плясать нам пособил!
— Ничего не надо,— говорит,— только б от горба избавиться!
Тотчас плясуны его на пол — и давай по полу катать да валять! Может, и болел у него горб, да он молчал.
И стал он прямой. Выпрямили его да еще и денег дали. Пришел он домой здоровый и богатый.
А старший брат к нему с расспросами, отчего, мол, выздоровел да откуда деньги. Тот обо всем рассказал. Вот брат в ту избу и пошел, залез на печь и лежит. Опять плясуны пришли. Пляшут да припевают:
— Понедельник, вторник, ох, чух, середа! Понедельник, вторник, ох, чух, середа!
Сами и поют и пляшут. А тот, на печи лежучи, заладил:
— Четверг, четверг!
— Ты кто такой? Почто нам плясать мешаешь?
Затаился он — не слезает с печи. Да что с того — стащили его плясуны за ногу и давай колотить! Отлупили его как следует.
ВЯЛЬНЯС С ДЕВИЦЕЙ В БАНЕ
Поженились вдова да вдовец и живут. Ну, у мужика своя дочь, у бабы своя. Так эта баба свою дочку очень любила, а падчерицу терпеть не могла. Истопила как-то баба баню, пошли они мыться. Только падчерице не велено было с ними идти.
— Уж больно ты гнусная да мерзкая, ты и одна потом помоешься! — говорит ей мачеха.
Вот помылись они, домой воротились и посылают падчерицу в баню, чтоб ее там какой-нибудь вяльняс забрал. Пришла она в баню, разделась и моется. Заходит эдакий молодец и говорит:
- Мойся скорей да пойдем попляшем!
— Как же мне мыться, коли мыла нет? — отвечает ему девка.
А паныч этот шасть — и тут как тут с мылом.
Снова девка просит:
— Мне еще полотенце надобно, чтоб вытираться!
И полотенце паныч доставил.
Тогда девка сорочку попросила.
Паныч и сорочку принес. Принес и говорит:
— Девка-девка, пойдем попляшем! А она ему:
— Как же я пойду, коли платья нет?
Паныч с платьем тут как тут. И опять говорит:
— Девка-девка, пойдем попляшем! А она:
— Как же я пойду плясать, коли у меня туфель нет! Принес ей паныч туфли.
— Девка-девка, пойдем попляшем! Та ему опять:
— Как же я пойду, когда гребенки нет? И гребенку принес паныч. И опять:
— Девка-девка, пойдем попляшем!
— Как же я пойду, ведь зеркала нет?
А покуда паныч носил то да се, пропел петух. Паныч — ругаться:
— Чтоб тебя вяльняс с порядками с твоими! Теперь не попляшешь!
И сам пропал.
Утром приходит падчерица точно пани какая. Думала мачеха, что ее уж задушили — а она домой заявилась, да еще такая нарядная! Велела мачеха поскорее баню затопить. Помылись все, а дочку свою послала она мыться в одиночку, после всех, чтоб и ее нарядил паныч. Вот пошла родная дочь, разделась и моется. Снова тог паныч заходит и говорит:
— Девка-девка, пойдем попляшем!
— Как же я пойду, коли надобны мне и мыло, и полотенце, и туфельки, и гребенка, и зеркальце...— сразу все припомнила.
Паныч все принес и повел ее плясать.
Плясали они, плясали, покуда она замертво не упала, разодрал паныч ей рот, просунул голову в окошко, а сам пропал.
А утром ждала мать, ждала и, не дождавшись, пошла на дочь посмотреть. Увидала разодранный рот и говорит:
- Что ж ты, доченька, так смеешься?
Подошла поближе — и видит: у мертвой дочери рот разодран.
РОЖКИ ДА НОЖКИ
Невзлюбила сноха свою свекровь. Знала она, что на гумне вяльнясы водятся. Как-то заманила она свекровь на гумно да и оставила там на ночь. Собрались вяльнясы — буянить принялись. Один ей и говорит:
— Котре-Котре, а подай-ка рожки да ножки!
— Как же я подам, детушки, коли я совсем замерзла!
Тотчас ей вяльнясы перину притащили и опять просят.
И тут она отговорилась — теплой шубы, мол, у нее нет, а потом ботинки ей понадобились. Ну, так ей вяльнясы носили да носили разное добро, покуда петух не пропел.
Пришла утром сноха выметать свекровнины кости. У нее и сомнения не было, что свекровь вяльнясы задрали. Однако ж поторопилась она: лежит себе свекровь, полеживает, всяким добром обложившись.
На другую ночь посылает сноха свою мать. Одела ее потеплей и оставила.
Опять собрались вяльнясы. Один и говорит:
— Котре-Котре, а подай-ка рожки да ножки!
— Знать ничего не знаю, не дам я вам ничего! Подудите-ка мне в хвост!
Тотчас вытряхнули ее из перины вяльнясы и ну «дудеть»! Мигом раздергали.
Пришла сноха утром за богатством, чтоб домой отнести. Глядь — от матушки только косточки остались.
ПРОКЛЯТАЯ ДОЧЬ
Когда-то, давным-давно, собрались люди да и разговорились о всякой всячине, и страхи припомнили. Кто боится, кто не боится. Тут кто-то и предложил:
— Коли найдется кто-нибудь, кто с гумна печную заслонку принесет — будет ему гарнец водки!
И один такой нашелся. Пошел он на гумно. Только взял заслонку — чует: ухватил его кто-то сзади за руки и держит, сжимает крепко-крепко. Решил он было, что это приятели его пугают. Стал просить, чтоб пустили его, да куда там! Все держат и держат. Тут голос послышался:
— Отпустим тебя, коли сестру мою за себя возьмешь!
Делать нечего — пообещал он. А голос опять:
— Придешь в назначенное время, в такую-то ночь, около десяти вечера!
Только тогда и отпустили.
Пришел он домой, вконец перепуганный, не знает, что и делать.
Утром пошел к ксендзу посоветоваться. Ксендз велел венчаться.
Вот подходит назначенный день и час. Созвал он друзей, сватов и к свадьбе приготовился. А сам думает: то не свадьба будет, а похороны! Все друзья в избе остались, а он, никому не сказавшись, на гумно пошел. Двери отворил — не узнать гумна! Стол накрыт, а за столом сидит молодая. Фата на ней, цветы и кольцо. Увидал он все — испугался. А она ему:
— Что ж ты трусишь? Не бойся меня, едем в костел венчаться!
Промолвила, собрала в корзиночку цветы и фату, оделась, и пошли они вдвоем. Пришли туда, где друзья его дожидались. Лошади уже были запряжены.
Приехали в костел. Когда зашли они в костел, подумал ксендз: исчезнет девица. Однако не исчезла. Обвенчал их ксендз как полагается. Приехали они домой, стали веселиться. Вся свадьба водку пьет да песни поет. А покуда они веселились, молодая мужу и скажи:
— Отнесем-ка вместе братьям моим ужин!
Тот совсем перепугался: уж теперь-то точно смерть пришла. Да что поделаешь: хочешь не хочешь — надо нести! И пошли они вдвоем на гумно. А там темным-темно, как обычно. Братьев нигде не видать. Поставили они яичницу на печь и назад воротились. Через некоторое время опять молодая мужу говорит:
— Пойдем миску принесем!
Снова он перепугался, да что ж делать! Надо идти. На гумне опять темно и никого не видно. Только вместо яичницы полная миска золота. Говорит молодая:
— Это подарок от моих братьев!
Вернулись они вдвоем домой, золото принесли. Тем и закончилась свадьба.
И зажили они сам-друг. Жена лечить стала. Прославилась, отовсюду за ней приезжают. Кому скажет «умрешь», умирает, а кому «излечишься» — выздоравливает. Прознали о ней по всей округе.
У одной женщины было дитя тринадцати лет. Все-то кричало дитя, совсем мать покою не знала. Услыхала мать, что появилась докторица замечательная, приехала мать за ней, привезла к себе домой. Глянула докторица на дитя в колыбели, взяла да и швырнула его через окошко. Пожалела мать свое дитятко, раскричалась:
— Что ж ты наделала?! А докторица ей:
— А ты глянь, что это за дитя!
Глянула мать в окошко, а там не дитя — пенек лежит. А докторица ей:
— Я твоя дочь! Была я маленькая, по ночам покрикивала, а ты рассердилась да в сердцах и сказала: «Чтоб тебя черти взяли!», тотчас вяльняс меня взял да и унес, а вместо меня пенек оставил. И все это время вяльняс вместо меня кричал.
Стала мать расспрашивать, что же она там делала, что ела. Рассказала ей дочь, что все это время кормили ее огнем да пламенем:
— Принесут пламя, подышишь им, вот и сыта!
— А какую работу ты там работала?
— Деньги сторожила! На гумне золотые деньги были!
Как сказала она эти слова, позабыла все свое целительство, сделалась обычной женщиной и зажила с мужем счастливо.
ВСЕ РАВНО ВЫСЕКУТ!
Разгневался как-то пан на своего крепостного и велел ему идти гумно караулить, чтобы лен не покрали. А жена ему говорит:
— Туда не вор придет воровать, там по ночам мерещится всякое! Ночью заявятся вяльнясы, станут на дудках играть да плясать. А ты, как только войдешь, полезай на печь и жди. Подойдет к печи поближе вяльняс — кидай ему на шею образок. И тогда веди его к пану — скажи, вора поймал.
Так он и сделал: только вяльняс к нему подошел, бросил на него образок, поймал и повел к пану. Ведет, а вяльняс ему и говорит:
— Коли ты меня не приведешь, пан тебя высечет, а коли и приведешь, все равно высечет! Если не приведешь, высечет: что, дескать, не поймал; а если приведешь, все равно высечет: что, мол, страсть такую привел!
Ну, как раз: привел он вяльняса под окошко и зовет пана:
— Вот, пан, вора привел!
Как увидел пан вяльняса через окошко — перепугался, до того страшно! И высек мужика: зачем он страсть такую привел?!
Начало тут , продолжение здесь.